Дичь для товарищей по охоте
ISBN: 978-5-91045-039-8
Ограничения по возрасту: 12+
Краткое содержание
В центре повести капиталист Савва Морозов, актриса Мария Андреева и писатель Максим Горький - фигуры титанические. Столь же могучи их таланты, страсть и предательство. Бурный поток чувств, неожиданные, порой шокирующие ракурсы известных событий, виртуозно написанные диалоги - все это делает "Дичь для товарищей по охоте" не только явлением современной русской литературы, но и данью светлой памяти Саввы Тимофеевича Морозова, именем которого в России не названы ни один театр, ни один музей, ни одна улица, ни один переулок...
Отрывок из книги
Протяжный хрипловатый гудок паровоза разбудил Савву. Колеса все еще пытались убаюкивать мерным перестуком: «Поспи еще… поспи еще… поспи еще…», но солнечный луч, прорвавшись через узкую щель между занавесками вагонного окна, ласково щекотал веки.
«Утро…» - блаженно улыбнулся он и, приподнявшись, отодвинул занавеску. Проснувшееся солнце перекатывалось вслед за поездом по кружевной кромке леса, заливая деревья розовым светом. Проталины на снегу сонно зевали черными ртами, как птенцы, навстречу теплу солнечных лучей. Кусты вдоль дороги, присыпанные белой пыльцой раннего утра, бежали навстречу поезду. Нахохлившиеся вороны, зябко поеживаясь от утреннего ветерка, хмуро сидели на голых ветках деревьев.
Сколько раз за последний год он по делам ездил в северную столицу? Не счесть. Но ему нравились эти поездки. Санкт-Петербург и Москва. Две столицы. Такие разные, как «да» и «нет». Которую из них он любил больше? Трудно ответить. Это – как с женщинами. Нравится одна, а женишься на другой…
Всякий раз, приезжая в Санкт-Петербург, Савва оставлял себе время в одиночестве побродить по улицам и набережным северной столицы. И в этот раз, выйдя с затянувшегося заседания Промышленного комитета, решил не изменять привычкам и, подняв меховой воротник пальто, чтобы защититься от порывов пронизывающего ветра, с разбойничьим посвистом налетавшего со стороны Финского залива, направился по набережной Фонтанки в сторону Михайловского замка. Проходя по Горбатому мостику, вдруг ощутил пристальный взгляд в спину и обернулся. Сзади никого не было. Справа возвышалась темная громада замка. Сквозь дымку рваных облаков просвечивал тонкий как лезвие серп растущей луны. «Мрачное место, - думал Савва, вспомнив тот давний, потрясший рассказ Ключевского об убийстве Павла I. - Кажется, все произошло как раз в марте. Сто лет назад. Неспроста ноги сами привели его сюда. Поговаривают, что доныне по замку бродит тень убитого. Печально, что об убийстве мы зачастую узнаем по версии самих убийц, - мрачно усмехнулся он, - потому, что жертвы всегда молчат. Что было бы, если бы они могли рассказать правду? А история, служанка властей , неохотно открывает секреты».
Савва облокотился на перила моста, достал папироску и закурил.
«А сам Павел? Чувствовал ли, что на него объявлена охота, что все охотники уже собрались и только ждут сигнала? Наверное, ощущение опасности у него все-таки было. Кажется, Голенищев-Кутузов вспоминал, как Павел в тот роковой вечер потребовал, чтобы сыновья, Александр, Николай и Константин вновь присягнули ему. И приказ был исполнен. А потом на праздничном ужине Павел вдруг принялся рассказывать о страшном сне, который ему приснился накануне. Будто надевает он новый мундир, а тот вдруг столь сильно сжал его тело, что трудно стало дышать. И уже отправляясь спать, остановился у кривого зеркала и усмехнулся, ткнув пальцем в собственное отражение: «А шея-то - свернута». А уже в дверном проеме обернулся и печально посмотрел на любимого сына Александра: «Ну, чему быть, того не миновать, не так ли?» - и исчез, не дождавшись ответа. Спустя несколько часов был задушен в спальне особами высшего, образованного круга, воспитанными по всем правилам просвещенной философии и религии, хоть для многих из них был не только царем, но и благодетелем. А человеческая жизнь? – Савва бросил окурок, наблюдая, как тот, подхваченный ветром, рассыпался напоследок дорожкой искр и исчез под пролетом моста. – Коли ее здесь, на земле, вот так резко и больно останавливают на лету? Как же мается душа от недосказанности! И в силах ли кто-нибудь ей помочь?»
Он перешел на другую сторону Фонтанки.
«Кар-рр», – встревожено прокричала ворона над головой.
- И правда, невеселое место, - усмехнулся Савва и, надвинув шапку, медленно побрел по набережной реки, еще спящей в сером плену льда.
За темным занавесом на втором этаже Михайловского замка в неярком лунном свете мелькнула призрачная тень…