Вход для авторов
Корзина пуста

На пороге миллениума

к общему списку книг

На пороге миллениума

6 €

Автор: Горбачева Ирина

Ограничения по возрасту: 18+

Краткое содержание

Пропажа сестры заставила Нику окунуться в пучину криминальных событий начала 90-х: встречи с бандитами, расстрел лидера криминальной группировки, перевозка контрабанды. Она знакомится с Максимом, разыскивающим своих родных и пережившим в детстве расстрел рабочих в Новочеркасске в 62 г., в юности афганский плен.  Встреча с другими героями дало ей возможность узнать не только о бизнесе нищих, заполонивших столичный метрополитен, продаже детей и отъёме квартир, но и найти настоящих друзей, верящих в то, что многое негативное останется там, в прошлом, за порогом миллениума.


Отрывок из книги

Глава 12

                        Хорошей  жизни  Ваня не знал. Он даже предполагать не мог, что такое  эта хорошая жизнь. Для него счастливыми считались дни, когда к маме в их хибару приезжали дядьки с «Большой дороги».  Так они называли трассу, проходившую через их  посёлок. В это время сестра брала его за руку и уводила в сарай, который стоял на отшибе двора. Она запирала двери изнутри и укладывала Ванечку на топчан, укрыв его разным тряпьём, кормила припрятанными хлебными сухариками. А когда их мать, выпроводив очередного гостя, убегала в магазин за выпивкой и  нехитрым съестным, сестра караулила её, чтобы забрать хотя бы часть купленной еды, пока не сбежались, учуяв выпивку материны собутыльники.

                        Сестра Люба, всего на несколько лет старше Вани. Это была его подруга, с которой можно было играть в разные нехитрые игры, пока не было матери дома. Защитница от материных тумаков. Кормилица, которая последний кусок хлеба делила с Ванечкой. Её маленькое доброе сердце, требующее теплоту и ласку, само согревало сердце маленького Вани. Сестра была его жизнью. Без неё он не знал, как жить дальше, что делать и куда идти.

                        В последнее время к матери реже стали заезжать мужчины с Большой дороги. И сама она очень изменилась. Раньше, после выпитого, она долго спала. Но встав,   выполняла хоть какую-то работу по дому. И их убогое жилище приобретало сносный вид. Но теперь, она с утра куда-то уходила, возвращалась без единого кусочка хлеба, но какая-то пьяная на вид с отстранёнными, невидящими глазами, хотя пустых бутылок из-под выпивки дети не замечали. Зато дома появились грязные шприцы. К ней стали приходить странные люди. Оставались надолго. В такие дни сестра закрывалась с братом в небольшом сарайчике. Они не выходили из него, пока не заканчивались сухари, которые девочка постоянно сушила, когда ей выдавалась возможность раздобыть лишний кусок хлеба. Когда заканчивались сухари, они с Ваней ходили по полупустому посёлку, выпрашивая у редких жителей или прохожих еду.

                        Как-то Люба увидела, как из дому вышел мужчина, пришедший с матерью. Он подошёл к большой машине с прицепом, запрыгнул в кабину. Громко зафыркав, громадина двинулась с места. Из подъезда вышла мать.

                       – Ваня, ты никуда выходи. Жди меня здесь. Я пойду с мамкой в магазин, а то опять всё на водку потратит.

                        Люба выбежала из сарайчика и пошла следом, за матерью. Мать подошла к мужчине, похожему на цыгана, который стоял около легкового автомобиля на площади у магазина.

                        – Барон, ну Барончик, дай на один раз. На, возьми, сколько есть, я потом отработаю, – униженно просила она его о чём-то.

                        – Отвяжись, чего ты мне эту мелочь суёшь. Ты сколько уже мне должна?    Увидев, как мать сунула Барону несколько купюр, Люба бросилась к ним и повисла  на её руке.

                        – Мама, мамочка, не надо! Ваня кушать хочет!

                        Мать, отвесила ей хлёсткую затрещину и оттолкнула дочь в сторону. Люба горько заплакала. Барон с улыбкой наблюдал за происходящим.

                        – Слышь? Чего ребёнка обижаешь? Дочка, какая у тебя уже взрослая. И что, ещё не работает?

                        – Барон, побойся Бога! Куда ей работать, она ещё дитё. Ну, дай одну дозу, пожалуйста.

                        – А чего не дать, дам. Тебя как зовут, красавица? – обратился он к Любе.

                        – Любкой её звать. Мала она ещё, говорю тебе, – мать Любы била мелкая дрожь.

                        – Ну, мала, значит мала. Иди отсюда, – Барон сел в машину, собираясь уехать.

                        – Барон, миленький, сдохну, помоги, – женщина схватилась за дверцу автомобиля.

                        – Не велика потеря. Чего стоишь? Иди отсюда, кому сказал.

                        – Ладно, ладно. Чего ты хочешь?

                        – Я хочу? Ты что, женщина? Это ты хочешь. Тебе доза нужна.

                        – Дай, я всё сделаю…

                        – Отдай  ей деньги, – Барон кивнул головой на Любу, – иди девочка, купи себе, что хочешь.

                        Не понимая, о чём говорят взрослые, Люба выхватила деньги у матери и побежала в рядом стоящий магазин.

                        Барон вытащил из бардачка автомобиля маленький пакет с белым порошком. Покрутив им у лица женщины, он отдал его ей.

                         – Так сколько теперь ты мне должна?

                         – Отдам, всё отработаю, Барончик.

                         – Отработает она! Ты себя видела? Кому ты нужна? В общем, слушай меня! Завтра я приеду к тебе, чтобы дочь твоя была дома. Получишь ещё порцию. А там, посмотрим.

                         – Барон, как же это? Она же…

                         – Смотри, тогда верни долг и о дозе забудь.

                         – Хорошо, хорошо, всё сделаю.

                         – Иди, иди уже.

                        На следующий день, мать прибежала неизвестно откуда, растерянная, встревоженная. Накричав по обыкновению на детей, она приказала сестре остаться дома.

                        – Хоть бы полы вымыла, или подмела что ли, кобыла выросла, толку никакого! Я сейчас с Ванькой уйду, а ты прибери квартиру. Поняла? Чтобы из дома не выходила!

                        Одарив Любашу напоследок затрещиной, она схватила Ваню за руку и поволокла его в сарай. Ваня, как всегда расположился на топчане, а мать, ломая и теребя свои руки, с нетерпением выглядывала в окно.

                        – Мама, возьми сухарик, – тихо сказал Ванечка, протягивая высушенный кусок чёрного хлеба.

                        – На кой он мне! Сам ешь! – резко отдёрнув его руку, раздражённо ответила мать.

                        – Ну, где же они?!  – постоянно повторяла она, вышагивая вдоль стены сарая и косясь на маленькое грязное оконце. Её бил озноб. Губы превратились в две тёмные полоски. Она куталась в старую, тонкую кофту, но озноб её не отпускал.

                        – Слава Богу, явились! – прилипла она к окну. Ваня тоже глянул в окошко. Он успел увидеть –  к их дому подъехала грязная легковушка. Из неё вышли двое мужчин, которые оглянувшись по сторонам, вошли в дом. Мать резким движением руки оттолкнула сына от окна. Ванечка больно  ударился о стену, не понимая, почему мама его постоянно толкает и бьёт.

                        – Чего тебе тут смотреть, грызи свои сухари и радуйся, сегодня пельмени у вас будут! – прохрипела она.

                         – Ну, вот сегодня будут пельмени, – подумал Ваня, забившись в уголок сарая и боясь опять попасть под горячую руку матери. Он отошёл от матери сел, подобрав ноги под себя, и закрыл глаза. Так мечтать интересней. Ему представлялось, как с Любашей они заходят в магазин и тётка продавец, уже не спрашивая, что они будут покупать,  даёт им две буханки чёрного хлеба, которого можно будет наесться досыта и две пачки пельменей. У малыша забулькало в пустом желудке. Испугавшись, что этот звук услышит мать, он открыл глаза.  

                        Посидев немного и набравшись храбрости, он спросил мать:

                        – А чего ты не идёшь домой? А где Любаша?  – умозаключая, что если мужчины в доме, то там должна быть мама, он с сестрой Любой в сарайчике, а на ужин пельмени.

                         – Заткнись! Сиди уже, молчи! – растирая руки, и то, садясь на топчан, то вскакивая с него, нервно выкрикнула мать.

– Господи, что они так долго?! Хотя бы один вышел! Халявщики,  – причитала она синими губами. Ваня никак не мог понять, почему всё изменилось, что тут делает мама и почему она всё причитает, то и дело, рыкая на него.

                        – Наконец-то,  – сказала мать, глянув в окно. Ваня  увидел, как один мужчина вышел из хибары и пошёл по направлению к сарайчику.

                         – Наконец-то, ну, и ладно, ну, и хорошо, –  защебетала мать, подходя к двери сарайчика.

                        Не успела она открыть дверь шедшему мужчине, как он сам распахнул её и вдруг с силой ударил мать кулаком в лицо. Кровь фонтаном брызнула во все стороны сарайчика. Мать упала на земляной пол, на некоторое время, потеряв сознание. Ваня оторопел от ужаса. Ничего не сказав, мужчина вышел из сарая и подпёр дверь стоявшей рядом палкой.

                        Немного придя в себя, мальчик бросился к матери. Растормошив и услышав её стон, он кинулся к двери. Она  не открывалась, тогда он подскочил к окну. Мать, еле поднялась с земляного пола и, покачиваясь, подошла к Ванечке.

                        – Отойди, –  прохрипела она, вытирая кровь, шедшую из разбитого носа.

                        – Ты что гад, делаешь! – вдруг закричала она из последних сил, –  ты же обещал! Меня же всю выворачивает! Слышишь, гад! Ну, на один разик хотя бы дай! Сволочь!  Обещал же!

                        Ваня, ничего не понимая, смотрел в окно. Он видел, как мужчина, который ударил мать, подошёл к старому дивану. Собутыльники матери давно вынесли его на улицу, потому что в нём находилось такое количество блох, что жить с ними стало просто невыносимо. В руках дядьки была канистра, которую он взял из багажника машины. Оглядываясь по сторонам, мужчина облил старый диван бензином.

                        – Ты что имущество портишь?! – загорланила мать, – не твоё, не трожь!

                        Но тут появился второй мужчина, который нёс на руках сестру Ванечки.  Её головка со спутанными волосами и рука безвольно раскачивались в такт шагам мужика.                 

                        – Вы чего удумали?! Ишь, чего удумали! – горло матери стянуло спазмами, и от этого его крик казался хрипом.  Она с силой  стала стучать в грязное окно сарая. Ударив ещё раз кулаком по маленькому окну, она разбила  давно треснутое стекло и порезала руку. Не обращая внимания на кровь, она била и била по нему, стараясь освободить окошко от остатков стекла.

                        Ваня испуганно смотрел, то на мать, то в окно. И вдруг он увидел, как мужчина нёсший сестру бросил её на диван. Нога Любаши свисала с его края. Закуривая сигарету, мужик ногой поправил детскую ножку, да так, что туфелька Любы отскочила в сторону. Его напарник облил девочку бензином и бросил на диван пустую канистру. Первый, не докурив сигарету, оглядываясь по сторонам, кинул её на девочку.

                        Второй мужик швырнул в пламя недокуренную сигарету и, сплюнув себе под ноги, подобрал детскую туфельку и, бросив её в костёр, пошёл вслед за своим подельником. До матери Ванечки дошла суть происходящего. Она скрестила окровавленные руки на груди и молча, смотрела сквозь разбитое окно на пылающий костёр. Ваня плакал, не понимая происходящего, теребил её за платье и, всхлипывая, просил:

                        – Мама, мамочка, пойдём, пойдем скорее!

                        Мать стояла, как каменная статуя, глядя на бушующее пламя, не обращая внимания на плачущего сынишку. Так, не проронив ни слова, она вытащила из разбитого оконца треугольник лопнувшего стекла и вдруг, резким движением руки, полоснула себя по горлу. Сильная струя крови попала на лицо Вани. Мальчик поднял голову и увидел, как у стоящей матери фонтаном бьёт кровавый поток. Фонтан пульсировал, и от этого, казалось, что кровь лилась ещё быстрее. Ваня не успел убрать руку, которой держался за кофту матери, и женщина упала прямо на мальчика. Ваня оцепенел от ужаса, не мог пошевелиться, он только чувствовал на груди липкую горячую кровь матери.

                        Когда двери сарая открыли откуда-то набежавшие люди, машины с изуверами уже не было. Соседи перевернули мать на спину и увидели под ней полностью окровавленного ребёнка. Безжизненное тело матери они оставили в сарае, а мальчика вынесли на улицу.

                        Толи от перенесённого шока, толи от удушающего запаха горевшей плоти и запаха материнской крови у Ванечки кружилась голова, лицо его стало серым, как придорожная пыль на дороге. Ваня словно был без сознания. Его отвели в квартиру.

Какая-то женщина из соседнего дома обмыла мальчика и уложила в постель в комнате матери. Вскоре подошли следователь и толстый с красным лицом поселковый участковый. Следователь, смахнув пыль со стула сел за стол и разложил свои бумаги.

                        – Мальчик, ты говорить можешь?

                        Ваня, молча, смотрел перед собой.

                        – Он что, ещё в себя не пришёл?

                        – Да нет, врачи сказали, что он давно уже пришёл в себя, но

молчит, – ответил участковый следователю.

                         После перенесённого  в сознании мальчика что-то изменилось. Он не мог выдавить из себя ни одного звука. Да и говорить ему не хотелось. Он лежал, глядя в облупившийся потолок, ничего не ощущая, находясь в какой-то глубокой прострации. К нему подходили незнакомые и знакомые женщины, мужчины, что-то спрашивали у него, просили, но Ваня лежал, не шевельнувшись, и всё время смотрел в одну им видимую точку на потолке.

                        Все  события этого дня произошли с ним так быстро, что его мозг ещё не смог оценить и выдержать полученной нагрузки. Мысли колесом крутились в голове малыша, страшными кадрами всплывая перед глазами. Он лежал и не мог и не хотел пошевелиться. Но взрослым дядям и тётям постоянно нужно было его пошевелить,

растормошить, чтобы задать опять и опять какой-то вопрос.

                        – Онемел, что ли? – спросил следователь участкового.

                        – А может и так. Увидеть такое.

                        – Ладно, я всех опросил. Оформляй мальца в больничку. Мы сворачиваемся

                        Проводив следователя, участковый дождался, отъезда оперативной бригады.

                        – Малец, ты как, живой? Живой, вижу. Встать можешь? Давай, попробуем.

                        Участковый помог Ване встать, обуться. Не запирая дверь, и не опечатывая её, он повёл мальчика к своим «Жигулям». Не успела машина участкового остановиться на площади около магазина, как к нему подошёл Барон.

                        – Ну что, привёз, так быстро?

                        – А чего телиться. Как обещал. Забирай.

                        – А его не кинутся?

                        –  Кому они сейчас нужны? Оформлю, как сбежавшего. Какая разница, откуда он сбежит от меня или из больницы, приюта?

                        Барон сел в автомобиль участкового и передал ему деньги. Участковый, слюнявя пальцы, краснея и пыхтя, долго считал купюры. Суетливо вытирая пот со лба, он запихнул деньги в карман кителя.

                        – Ну, я так если что, свистну тебе… Мало ли, кто ещё подвернётся. Ну, бывай!

                        – Бывай, бывай, – нехотя с ленцой и с некоторой брезгливостью ответил ему Барон, обернувшись, махнул Ване головой: – Всё, выходи.